Житие Священномученика Петра

[ назад ]

Петр Федорович Полянский родился 28 июня 1862 года в селе Сторожевском Коротоякского уезда Воронежской губернии в семье священника. В 1885 году он окончил Воронежскую духовную семинарию, а в 1892 году - Московскую Духовную Академию с ученой степенью магистра богословия и был оставлен при ней помощником инспектора. В 1896 году он был назначен смотрителем Жировицкого Духовного училища Гродненской губернии. В 1906 году Петр Федорович был приглашен в Учебный Комитет при Святейшем Синоде на должность ревизора духовных учебных заведений. В Петербурге Петр Федорович познакомился со многими выдающимися церковными деятелями, среди которых был и архиепископ Литовский Тихон - будущий Патриарх.

В 1918 году все духовные учебные заведения были закрыты. Петр Федорович переехал в Москву и принял участие в Поместном Соборе 1917 - 1918 годов. Одним из важнейших решений Собора было восстановление патриаршества, на которое был избран митрополит Московский Тихон. В 1920 году Святейший Патриарх предложил Петру Федоровичу принять монашество, священство, епископство и стать его помощником по управлению. В это время уже широко развивалось гонение на Православную Церковь. Некоторые епископы были убиты - имена мучеников входили в самою летопись Поместного Собора. Не почет и комфорт сулило в то время архиерейство, а многие страдания, а часто и мученическую кончину. Петр Федорович принял предложение Патриарха как волю Божию, как прозвучавший через Патриарха Божий призыв - послужить Богу и Церкви. Ему было уже 58 лет. Оставаясь человеком светским, не связанным ни монашескими обетами, ни священническим саном, имел он еще возможность умереть своей смертью, но если принимал предложение Патриарха, то такой возможности почти наверняка лишался. Петр Федорович жил в то время в Армянском переулке в Москве, в доме своего брата, священника Василия, служившего в храме Николы-на-Столпах. Придя домой, Петр Федорович рассказал родственникам о предложении Патриарха и прибавил: - Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь - я знаю, я подпишу тем себе смертный приговор.

В 1920 году Петр Полянский был рукоположен во епископа Подольского, викария Московской епархии, и немедленно сослан советскими властями в Великий Устюг. Вернувшись из ссылки в 1923 году, он был возведен Патриархом Тихоном в сан архиепископа, а через год - стал митрополитом Крутицким. Было очевидно, что власти не дадут провести законные выборы нового патриарха, поэтому незадолго до своей кончины, 7 января 1925 года, св. Патриарх Тихон в соответствии с правом, предоставленным ему священным собором 1917/1918 гг., составил завещание, в котором до законного выбора нового патриарха назначил в Местоблюстители - митрополитов Кирилла (Смирнова), Агафангела (Преображенского) и Петра (Полянского). Когда Святейший Патриарх Тихон скончался, первые два кандидата были в ссылках и Местоблюстителем утвердили митрополита Петра.

В посланиях и устных проповедях Местоблюститель призывал архипастырей, пастырей и всех православных христиан быть верными Православной вере и Церкви.

В конце ноября 1925 года были арестованы почти все сколько-нибудь выдающиеся архиереи, жившие в то время в Москве. 9 декабря 1925 года состоялось заседание комиссии по проведению декрета об отделении Церкви от государства. В тот же день Митрополит Петр был арестован. В тюрьме Местоблюститель оказался в полной изоляции. Переговоры с ним вели уполномоченные ОГПУ Тучков и Казанский. Пользуясь различного рода обманами, показывая митрополиту подложные документы, они пытались добиться от него отказа от местоблюстительства.

5 ноября 1926 года Митрополит Петр был приговорен к трем годам ссылки. В декабре Митрополита этапом отправили через пересыльные тюрьмы в Тобольск. Только теперь, освобожденный из одиночки, он узнал о положении церковных дел России. В январе 1927 года Местоблюстителю удалось передать на волю свое обращение, которое стало широко известно. В феврале 1927 года митрополит Петр прибыл в ссылку в село Абалак. Прожил он здесь недолго. Власти были раздражены обращением Местоблюстителя к православной пастве. В начале 1927 года митрополит Петр был арестован и доставлен в Тобольскую тюрьму. 9 июля было принято решение о ссылке Местоблюстителя за полярный круг, на берег Обской губы в зимовье Хэ. Здесь старец сам топил печь, убирал жилье, варил пищу.

В конце 1928 года кончалась трехлетняя ссылка митрополита, но Тучков не стал ждать окончания ссылки, и 11 мая 1928 года срок был продлен еще на два года. Здоровье владыки Петра становилось все хуже. После трехмесячного пребывания в Тобольской тюрьме он был переведен в тюрьму Екатеринбурга, где ему снова предложили снять с себя сан местоблюстителя. Владыка отказался. В ноябре 1930 г. ГПУ открыло против Местоблюстителя новое дело. Ему было 69 лет. От природы могучее здоровье его было сокрушено за 9 лет ссылок и тюрем. Словно надеясь на его скорую смерть, митрополита ставили в невыносимые условия. Так прошел почти год одиночного екатеринбургского заключения - без передач, без свиданий с кем бы то ни было, кроме уполномоченных ГПУ и тюремных надзирателей. Владыку митрополита стали мучить приступы астмы. Во время обмороков он падал и подолгу лежал на тюремном полу. Ложась ночью на тюремную койку, он с тревогой думал, встанет ли завтра.

Весной 1931 г. в тюрьму прибыл Тучков и предложил Местоблюстителю стать осведомителем ОГПУ, угрожая в случае отказа новым сроком заключения. На следующий день Митрополит попросил отправить Тучкову телеграмму и затем написал письмо председателю ОГПУ Менжинскому, в котором вежливо, но твердо отказался от предложения. Переживания Патриаршего Местоблюстителя после вызова Тучкова были столь сильны, что, спустя несколько дней, Владыку парализовало, отнялись правая рука и нога. Рука со временем пришла в прежнее состояние, а нога окончательно не выздоровела.

25 мая 1931 г. он написал: "В настоящее время я настолько изнурен, что затрудняюсь двигаться, стоять и даже говорить. Приступы удушья, иногда совместно с обморочными состояниями, участились, и всякий раз после них делаюсь совершенно разбитым и словно не мыслящим. Лишение существенных потребностей слишком велико, и все мои мысли фиксированы на одном: когда же, наконец, окончатся мои скитания по тюрьмам и ссылкам, продолжающиеся вот уже девять лет... За все время ареста я еще ни разу не видел солнца... Мои двадцатиминутные прогулки (точнее - сидение у тамбура, ведущего в каменный подвал), по условиям тюремной жизни, обычно совершаются между десятью и половиной двенадцатого ночи, да и то с перерывами. Угнетает также изоляция, лишение права переписываться с родными и получать от знакомых пищу".

23 июля 1931 г. особое совещание ОГПУ выслушало дело Митрополита и постановило: "Полянского-Крутицкого Петра Федоровича заключить в концлагерь сроком на пять лет". 19 августа администрации екатеринбургской тюрьмы отправили служебную записку с рекомендацией, как следует держать Митрополита: "... Полянского (Крутицкого) Петра Федоровича, осужденного к заключению в концлагерь... просьба содержать под стражей во внутреннем изоляторе..." После объявления приговора следователь Костин посоветовал Митрополиту раскаяться и написать покаянное заявление о своем участии в Союзе Русского Народа. На ответ Местоблюстителя, что он не слышал о существовании подобной организации, Костин сказал: "Тогда вам нужно принести раскаяние за участие в антисоветской организации". "Но я ни в каких подобных организациях не участвовал", - ответил владыка. Вскоре он написал письмо руководству ОГПУ. "Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть, как, например, паралич, уже коснувшийся оконечностей правой ноги, - писал он, -или цинга, во власти которой нахожусь свыше трех месяцев, и испытываю сильнейшие боли то в икрах, точно кто их сжимает туго железным обручем, то в подошвах - стоит встать на ноги, как в подошвы словно гвозди вонзились. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. С ранней весны вынужден прекратить и ночные выходы. Этому препятствуют приступы удушья (эмфизема), с вечера настолько развивающиеся, что положительно приковывают к месту, бывает, что по камере затруднительно сделать несколько шагов. В последнее время приступы удушья углубились и участились. Неизменно повторяясь каждую ночь, они то и дело поднимают с постели. Приходится сидеть часами, а иногда и до утра, не ладно делается и с сердцем - тяжелые боли в нем доводят до обморочных состояний... Много раз умолял врача исходатайствовать мне дневные прогулки, лечебное питание взамен общего стола, тяжелого и не соответствующего потребностям организма... но все тщетно, неоднократно и сам обращался к начальству с той же просьбой, и также безрезультатно, а болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены. Поступите со мной согласно постановлению... Отправьте в концлагерь... как ни тяжело там будет, все-таки несравненно легче настоящей одиночки..."

В июне 1933 года условия заключения еще больше ожесточились: ему заменили ночные и поздние вечерние прогулки в общем дворе на прогулки в крохотном дворике, представлявшем собой подобие сырого погреба, на дне которого постоянно скапливались от дождевой воды лужи, а воздух был наполнен испарениями отхожих мест, соседствующих с двориком. Когда владыка впервые увидел ночью свое новое место прогулок, ему стало жутко, он почувствовал себя скверно, с ним сделался приступ удушья, и, боясь упасть, он едва добрался до камеры и не сразу пришел в себя. В том же году в письме властям Местоблюститель писал: "В сущности, местоблюстительство лично для меня не представляет интереса, наоборот, оно все время держит меня в оковах гнета... Но я должен считаться с тем обстоятельством, что решение данного вопроса не зависит от моей инициативы и не может быть актом моей единоличной воли. Своим званием я неразрывно связан с духовными интересами и волей всей Поместной Церкви. Таким образом, вопрос о распоряжении местоблюстительством не подлежит и личному усмотрению, в противном случае я, оказался бы изменником Святой Церкви". Шли месяцы и годы, а в положении Местоблюстителя ничего не менялось, разве что условия становились все жестче и строже: его перевели в одиночку Верхнеуральской Тюрьмы Особого Назначения; надзирателям здесь было запрещено куда-либо его выводить, где он мог бы столкнуться с другими людьми. В Верхнеуральской тюрьме митрополит Петр пробыл до окончания срока, 23 июля 1936 года. День прошел, но его не освободили. Еще 9 июля состоялось заседание Особого Совещания при НКВД СССР (за секретаря - Тучков), на котором было решено продлить срок заключения митрополита Петра еще на три года. 1 сентября 1936 года Патриаршему Местоблюстителю объявили о продлении срока. Митрополиту Петру было уже 74 года, и срок этот можно было считать пожизненным. Власти сообщили митрополиту Сергию о будто бы наступившей смерти митрополита Петра. В декабре 1936 года митрополиту Сергию был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя. А Местоблюститель митрополит Петр был еще жив. И так прошел еще год заключения. В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех исповедников, находящихся в тюрьмах и лагерях.

2 октября 1937 года Тройка НКВД по Челябинской области приговорила Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение через несколько дней, 10 октября, в четыре часа дня. Для расстрела в то время обычно выводили на тюремный двор - может быть, перед смертью владыка все-таки увидел солнце...